Амурские хирурги, извлёкшие из сердца пациента иглу, - о деньгах, Боге и страхе перед операциями

Голая ставка и вечный стресс

- Теперь о глобальном. В последнее время кадровый дефицит в амурской медицине обострён как никогда. В правительстве говорят, что с ног сбиваются, чтобы заманить медиков в районы, в том числе, в бамовские посёлки: там врачу предлагают подъёмных 5 млн рублей, фельдшеру - 3 млн. Но не едут. Почему? Настолько ленивы?

С.А.: - Я, как преподаватель, знаю многих студентов, которые едут в районы и потом возвращаются. Здесь масса социальных и профессиональных факторов. В своё время из-за отсутствия кадровой политики возник период, когда старшие хирурги, работавшие в районных больницах, либо уволились, либо умерли. А замены нет. В итоге у молодых хирургов, приезжающих в район, за спиной никого. Проработав месяц в непрерывном стрессе, они понимают, что так больше не могут. Так что отсутствие преемственности, кадровой политики очень болезненно. Сейчас во многих районах хирургов либо вообще нет, либо они не хотят ничего. Молодые, приезжая, не умеют делать многого, в чём район нуждается.

Приведу свой пример: я хотел быть хирургом с 5-6 класса школы и в последующем делал всё возможное для приобретения нужных навыков. В итоге к концу обучения в медакадемии я уже выполнил все операции по экстренной хирургии. В ординатуре занимался уже плановой хирургией. Поэтому, поехав позже в Магдагачинский район, всё делал сам. За три месяца самостоятельно выполнил там около 50 самых разных операций: от ножевых ранений грудной клетки до повреждений почек, органов брюшной полости - вся патология была. Сейчас среди ординаторов я, к сожалению, не вижу тех, кто в процессе подготовки попутно помогает хирургам, ходит в приёмное отделение, как в своё время я это делал. Итог: иногда в ординатуру поступают и порой заканчивают её люди, которые толком и оперировать не умеют. А их - в районы, где и доучиться не у кого. И эти медики со своими плохими навыками остаются наедине с больными. Поэтому были и такие случаи, когда молодой хирург из района буквально на каждый случай звал санавиацию - банально на аппендицит!

Возьмём социальный фактор кадрового вопроса. По словам моих студентов, власти на местах считают: «Миллион медик получил - и никаких квартир». Но миллион кончится, а зарплаты весьма посредственные, учитывая колоссальную нагрузку. Даже добровольцы, поработав в районе, возвращаются поближе к Благовещенску, а то и из области уезжают.

А.З.: - Эта проблема многогранна. Думаю, в район вряд ли поедут медики, которые, скажем так, «осели» в определённых местах и которым уже за 30. Профроста медика, думаю, ни для кого не секрет, в районах нет. На окраины едут, да, только из-за денег, и неплохие суммы предлагаются! Но желающих всё равно мало. Для молодых докторов район - это неизведанность, это далеко от дома, если только медик не сам родом из тех мест. Такие, наверное, как раз и возвращаются в район, чтобы заработать на квартиру и потом всё равно уехать. И все мы прекрасно знаем, в каком состоянии наше здравоохранение, особенно в районах: никакого развития, а объём работы непосильный, и это отпугивает. Увы, молодёжь незакалённая, поэтому заманить её даже огромными деньгами очень сложно. А кроме миллионов нужны перспективы - обучение, профрост, видение будущего. Сегодняшние молодые медики очень амбициозны, а в районах их перспективы никого не волнуют. Там нужно только пахать.

- На следующий вопрос Сергей Владимирович уже частично ответил, но всё же оставлю первоначальную формулировку: если бы вам самому предложили поработать в районной медицине, согласились бы? И на каких условиях?

С.А.: - В 2007 г. я ездил в Магдагачинский район в командировку, будучи первокурсником ординатуры. Проработал всё лето - незабываемое время, тяжёлое. В то время произошёл обвал районного здравоохранения, и такие командировки (которые, кстати, достаточно адекватно оплачивались) были обычным делом. В Магдагачах тогда не было хирурга вообще - работаешь, вчерашний студент, один на весь район (на две больницы), фактически дежуришь каждый день, заменяя ещё и отсутствовавших сосудистого и торакального хирурга, и уролога, и ЛОРа (приходилось кости из гортани вытаскивать, потому что специалиста не было). Также два месяца работал за травматолога, который был в отпуске. В общем, каждый день мог вылиться в экстренное дежурство. Жил в самой больнице. И тем не менее, это было классно, мне очень понравилось. Я до сих пор это вспоминаю. Там я приобрёл много друзей, с которыми держу связь до сих пор. А главное - потрясающая практика и надежда лишь на себя.

Также я работал в Тамбовской «районке», в Сковородинской горбольнице.

Но всё же я привык к большой хирургии, к науке, к работе с квалифицированными сложными случаями. Я считаю, что здесь принесу пользу обществу больше, чем в районе. Я не говорю, что тамошние врачи бесполезны! Там колоссальная работа, и эти медики просто герои. В тех условиях они каждый день совершают подвиг, просто приходя на работу.

А.З.: - Я ездил в районы в командировки на месяц-два, будучи ещё в ординатуре. Тогда было популярно, престижно, показательно съездить на окраину: ты молодец, можешь один работать, получая даже удовольствие от этого. Я бывал и на севере, и на юге области. И было интересно. Думаю, в программу ординатуры, может быть, стоило бы даже включить такие поездки, чтобы молодёжь прочувствовала суть районной медицины, как-то адаптировалась для поездок в будущем. В общем, эта перспектива меня не пугает. Но сейчас я бы не поехал в район.

Распределение - крепостное право?

- Многие мечтают о советских временах, когда было распределение молодых специалистов, и активно ратуют за возвращение этой практики, по крайне мере для медиков. Вы это поддерживаете?

С.А.: - Распределение - это абсолютно бесполезная и даже вредная вещь. Крепостное право уже запрещено, и эта система может быть только рекомендацией. А насилие приведёт только к оттоку молодёжи из медицины вообще. Вот я окончил школу с золотой медалью - куда теперь? Давай-ка в медицину: получать копейки с отправкой на север, где, кроме медведей и пары чумов, ничего нет.

С другой стороны, местные власти расслабятся: «Зачем нам давать молодым специалистам квартиры, хорошие зарплаты, если их всё равно сюда привезут?» И они будут рабами своего положения. Хотя кто-то считает распределение обязательным, раз уж медики учатся за госсчёт. Но Конституция определяет равенство граждан вне зависимости от возраста, пола и прочего. Если мы равны, давайте распределять всех бюджетников, почему в одних только врачей вцепились?

А.З.: - А я отношусь к этому положительно. Распределение и сегодня есть, но условное, не такое, как было, к примеру, у моих родителей-медиков. Их распределяли строже, и это хорошо - чтобы молодые доктора учились брать на себя ответственность. Все не останутся работать в одном городе, крупном перспективном центре - это невозможно в принципе. Да и медслужба должна развиваться в других городах. Нынешнее распределение должно стать более демократичным, но и более рациональным.

- Тем не менее, многие на медика отучиваются, а в профессию не идут - почему?

С.А.: - Мы живём в обществе потребления. Многие понимают, что нужно работать за как можно более высокую зарплату. Какой-нибудь косметолог за накачанные губы получает больше хирурга, спасающего жизни. А врачи - тоже люди, почему они должны работать за одну лишь идею, а не деньги? У молодого врача ни повышающих коэффициентов, ни надбавок, только голая ставка и вечный стресс.

Сейчас общество начинает понимать, что врачей очень мало. Старая советская школа уходит, а молодая идёт с очень большой неохотой, особенно в госучреждения. При этом все мы хотим здравоохранение, как в США. Но там бюджет медицины близок к бюджету всей России.

А вообще нам сильно спутали деньги и призвание. С одной стороны, сейчас врачи - это услугодатели. С другой стороны, нам постоянно напоминают о клятве Гиппократа.

А.З.: - Почему в профессию не идут? Люди за шесть лет учёбы насмотрятся такого, что отпадает всё желание работать дальше. Такие доучиваются по инерции – до диплома о высшем образовании, а дальше - на все четыре стороны! Плюс должно быть всё-таки некое призвание. Всё суммируем - и примерно 30% выпускников не пойдут по специальности. Это ужасно много.

Престиж = деньги?

- Опять же в правительстве говорят, что нужно поднимать престиж профессии медика - это поможет в борьбе за кадры?

С.А.: - Конечно, престиж и деньги взаимосвязаны. Успешные выпускники школ подумают: «Зачем эта нищая и тяжёлая медицина, которую к тому же все склоняют в негативном ключе?»  и пойдут в другие профессии, уступая места в медвузах порой не самым лучшим. А нужна конкуренция, которая является двигателем прогресса. Хорошо, что нынче есть система частных и государственных организаций. При полном госформате конкуренции не было: сколько денег дадут, столько и получали. А качество операций не важно. Но когда их успешность, эффективность определяет финансирование, тогда и люди идут к более профессиональному специалисту. У врача возникает мотивация. Значит, нужно поднимать качество образования, обеспеченность клиники. Будет и заработок, и престиж. Тогда потянутся и студенты. А бесконечные рассказы о том, какая благородная профессия - медик, результатов не дадут. У нас и так дальше разговоров - ничего.

А.З.: - Я бы всё-таки не сказал, что престиж медика на дне, хотя его сегодняшний доход не позволяет отнести профессию к престижной. Так вот, зарплата должна быть адекватна выполняемой работе и повышаться не громкими заявлениями по ТВ или псевдостатистикой, а реально.

Кроме того, поднять престиж можно и нужно введением обязательной юридической защиты медика. В развитых странах при каждой клинике есть свои юристы, потому что жалобы и нередко судебные тяжбы отнимают очень много времени и психофизического здоровья, что провоцирует также и развитие синдрома профвыгорания.

- А как вы относитесь к мнению, что очень хороший специалист непременно должен работать в столице? И после вашей операции, и после случая в горящей кардиоклинике была масса высказываний: «Ну, теперь ребят обязательно в Москву заберут!»

С.А.: - Конечно, каждый ищет там, где ему лучше. Хирург должен работать на том уровне, который обеспечивает реализацию его возможностей. Если он считает имеющиеся условия несоответствующими своим возможностям, то имеет право искать счастье в другом месте.

А.З.: - Абсолютно не согласен. Меня в столицу никто не звал. Там хватает своих специалистов, и по каким-то случаям, показанным по ТВ, никто переезд не предложит.

- Каково заниматься научной работой в Приамурье? Всего ли хватает для этого? С должным ли уважением относятся к молодым учёным? Какие вопросы входят в вашу сферу научных интересов?

С.А.: - Думаю, научная работа и в регионе, и в стране - желание самого специалиста. Но мотивирующих к этому факторов с каждым годом всё меньше. Да и в обществе, увы, не любят тех, кто делает больше других, а тем более что-то за это получает. Но это только заставляет двигаться дальше.

Я занимаюсь хирургией в общем направлении, колопроктологией, онкологией. Моя основная научная работа связана с функциональной хирургией рака толстой кишки.

А.З.: - Для занятий наукой хотелось бы больше и условий, и возможностей. Мы с Сергеем Владимировичем относимся к кафедральным работникам, преподавателям высшей школы. Престиж научной и преподавательской работы давно утрачен. Если раньше для молодого врача было делом чести написать и защитить кандидатскую диссертацию, стать сотрудником кафедры, потом, написав докторскую, стать доцентом, профессором, то сегодня это почти никого не интересует. Такой кризис в системе образования начался, когда медвузы и система здравоохранения разошлись, стали каждая сама по себе, лечебные ставки у сотрудников кафедр сняли, они перестали играть большую роль в лечебном процессе. А ведь у высшей школы ключевая роль в развитии медика в целом.

В сферу моих интересов входят операции на кровоснабжающих головной мозг сосудах - это группа нейрососудистых операций на сонных и позвоночных артериях. Это основа моей кандидатской, а также результатов моих работ, неоднократно представленных в Москве на конкурсах молодых учёных в рамках всероссийских съездов сердечно-сосудистых хирургов.

Второе направление моих интересов - одномоментные онкологические и сосудистые операции, то есть удаление различных опухолей, затрагивающих крупные сосуды, когда возникает необходимость протезирования и пластики этих сосудов. Сегодня этому уделяют пристальное внимание, ведь и сосудистые, и онкологические заболевания занимают ведущие места в мире по причине смертности. 

Не перейти границу страха

- Медик вообще и хирург в частности имеет право на страх? Какие чувства у вас вызвала пандемия ковида? Был ли профмедицинский интерес? Как вы оцениваете методы борьбы с «короной»? Как, по-вашему, эта пандемия изменит людей, их жизнь?

С.А.: - Конечно, мы все люди, но одно из качеств хирурга - хладнокровие. Но по-человечески уже после операции я испытываю ретроградный страх, вспоминая сам процесс, понимая, как это было сложно, с чем это было сопряжено. Страх многому учит: ты не хочешь больше попасть в эту ситуацию и начинаешь думать, как её избежать, ищешь новые пути. В конце концов, если бы мы были индифферентны, безразличны и безучастны, что тогда бы нас мотивировало улучшать работу? Хотя я знаю врачей, которые предпочли не рисковать, и ушли из медицины.

К ковиду я относился спокойно, хотя видел тяжёлых больных и знал, насколько это серьёзно. Моей главной задачей было - не принести заразу домой. Слава Богу, не заболел. Даже антител нет, значит, не переносил.

Естественно, изменения от пандемии налицо. Это в какой-то степени изолированность общества, каждого из нас. Для хирургов, кафедральных работников пандемия повлияла на возможность обучения. Конечно, дистанционное образование помогло, но клинические дисциплины удалённо изучать невозможно.

А.З.: - Я переболел ковидом осенью 2020-го в лёгкой форме. Конечно, пандемия изменила весь наш уклад жизни и в профессиональном плане, и в бытовом. К счастью, среди моих близких умерших от вируса нет. Вот за них я действительно боялся. Ну а в нашей работе есть и более опасные инфекции - ВИЧ, гепатиты, сифилис. И медики, периодически оперируя таких пациентов, рискуют и сами заразиться, и такие случаи нередко бывают.

Конечно, врач имеет право на страх. И он возникает даже у опытных, матёрых медиков. Но нужно знать меры борьбы с ним, успокаивать себя, чтобы страх не перешел грань, когда ты просто не можешь начать или продолжить операцию. Бывает страшно и мне. В таком случае я пытаюсь себя успокоить, задерживаю дыхание, считаю про себя.

«Не может быть такого!»

- Артём, отдельные вопросы вам: в 2017 г. вы прославились тем, что удивили главу федерального центра сердечно-сосудистой хирургии Лео Бокерию лично разработанной методикой операции, направленной на улучшение состояния у больных с сосудисто-мозговой недостаточностью. Много ли с тех пор было сделано таких операций? Методика уже максимально отточена?

А.З.: - Конкретно по разработанной методике операций немного, потому что и пациентов немного, и показания к ней очень узкие. Больные с такой патологией - вообще редкость. Сейчас, например, у меня наблюдается пациент, которого я прооперировал в декабре, а осмотр его намечался на май-июнь. Чтобы отточить операцию, нужен большой поток пациентов, а здесь его нет.

- За прошедшие годы было ли у вас что-то такое, чем вы бы могли вновь удивить того же Лео Бокерию?

- Не сказать, что эта работа удивила лично его, она стала первой по итогам голосования, поэтому Лео Антонович наградил тогда меня. Вообще я дважды участвовал в конкурсе молодых учёных в рамках Всероссийского съезда сердечно-сосудистых хирургов и дважды становился лауреатом этого конкурса. Обе работы разные, но итог один - моя кандидатская.

- А что вас самого в жизни удивляло как профессионала?

- Удивляет практически абсолютное большинство разработок и современных методик: и в лечении, и в диагностике, и а профилактике. Например, удивляет интенсивное развитие эндоваскулярной хирургии, которая, по сути, в будущем полностью заменит открытую хирургию сосудов и сердца. Часто встречаются клинические ситуации, о которых думаешь: «Вот не может быть такого!» - а вот на тебе!

- В одном из интервью вы говорили, что амурская кардиохирургия после перестроечного спада с каждым годом навёрстывала упущенное. Достигли ли мы былого расцвета, который пришёлся на 1970-е годы?

- Упущенное, конечно, не наверстаешь, но сделано достаточно много. Кардиохирургия в области получила новый виток развития несколько лет назад, начав выполнять разноплановые операции на сердце, в том числе по поводу патологии клапанного аппарата, коронарных артерий, аритмий. Причём как открытых, так и эндоваскулярных, которые раньше у нас никто не делал. А стремиться всегда есть к чему.

- По уровню смертности сердечно-сосудистые заболевания превышают другие болезни, в том числе в Приамурье. Как переломить ситуацию?

- За последние 10 лет заработали сосудистые центры по лечению инфаркта миокарда и инсульта. И я считаю, удалось достичь очень хороших результатов в этом направлении, снизить смертность от этих заболеваний. Конечно, нужна доработка - в первую очередь оснащение этих центров качественным оборудованием, материалом, лекарствами. Нужно развивать профилактическое направление. Хотелось бы внедрения современных технологий в диагностике и лечении сердечно-сосудистых заболеваний, своевременного и качественного обучения медперсонала.

- Амурский минздрав нацелен в этом году на снижение смертности вообще - основное, что для этого нужно сделать?

- Усилить борьбу с алкоголизмом и табакокурением, развивать культуру питания и пропагандировать регулярную физическую активность и в целом здоровый образ жизни. Конечно, важны состояние и возможности современной медицины, поэтому нужно усилить развитие сосудистых центров и онкоучреждений.

- Теперь отдельные вопросы Сергею. Вы говорили, что не раз удаляли иглы из тел пациентов. Как это было?

С.А.: - Игла в теле - это жизненная ситуация, непредсказуемая, форс-мажорная. Например, девушка, купив квартиру, начала в ней ремонт. Сдирала обои, а под них кем-то из прежних жильцов была воткнута игла. И она попала девушке в область лучезапястного сустава. Два-три года она так проходила: не могла ни работать, ни носить ребёнка на руках - жить просто не могла. Трижды иглу пытались удалить, в том числе и я. Часа три-четыре провозился, фактически уже отчаялся. И уже сказал, что не могу найти, извинился. Девушка в слёзы: «Вы моя последняя надежда! Буду терпеть хоть всю ночь!» И через 5-7 минут нашли, зацепили и еле-еле, со скрежетом, вытащили уже ржавую иглу.

- В 2014 г. ФГБУ «Институт хирургии им. А. В. Вишневского» в Москве наградил вас за научную работу стажировкой во Франции. Как вам заграница?

- Я как в музей туда съездил. Поахал…и вернулся обратно. Конечно, там совершенно другой уровень. В международном учебном центре, где я обучался, было лучшее мировое оборудование. Но, к сожалению, полученные там знания было сложно корреспондировать в наши условия, потому что у нас ни такого оборудования, ни таких возможностей.

- И в конце ещё о Боге в жизни медика: вы отмечали, что иногда диву даёшься, насколько каждый человек уникален изнутри - в физическом плане. Исходя из этого, врач поддерживает миф о сотворении человека Богом или всё-таки теорию эволюции?

- Будучи верующим, я думаю, что эволюция как-то не очень реально выглядит - то, что происходит в нашем мире, как он создан, как созданы мы… Сложно представить, что всё это - просто череда каких-то событий. Я всё-таки верю в боготворное создание вселенной. Хотя тот же врач - в какой-то степени учёный и естествоиспытатель.

Первую часть материала можно почитать, перейдя по ссылке.