Жена японского сапожника, или Как амурчанка в кино у китайцев снялась

В культурном взаимодействии Приамурья и Поднебесной были, например, и совместные киноработы. Чего стоит, скажем, уже легендарный китайский ремейк известного отечественного фильма «А зори здесь тихие» (12+).

Своими киновоспоминаниями в Поднебесной с «АиФ - ДВ» поделилась доктор филологических наук, профессор АмГУ Анна Забияко.

Причёску распушила

- В далёком 1992-м я целый год прожила в Харбине: спасая семью от нищеты, преподавала русский язык жаждущим открывать для себя Россию китайским студентам, школьникам и просто любопытным. И вот довелось мне тогда сняться в китайском фильме в роли русской эмигрантки - жены японского сапожника - ни много ни мало! Видимо, в ту пору эта парочка должна была воплощать всё колониально-милитаристское зло, обрушившееся на плечи бедного китайского народа. Но, несообразность эту подметив, я не очень огорчилась - господи, такая удача! Может, всю свою подсознательную жизнь я мечтала стать актрисой, но наступала на горло, так сказать, своей мечте…

Жила я тогда на самой окраине: конечная, так сказать, остановка Сюефу-лу - Студенческой улицы, где дальше начиналась деревня, где под окном моей преподавательской многоэтажки каждый день резали кур. И вот приезжает туда за мной сам режиссёр: ого-го! Подняли меня ради этой роли больную с постели.

Зима, декабрь: холод дикий - что в квартире, что на улице. Но ради искусства я взбодрилась, привела себя в гламурный вид, голову вымыла, причёску распушила - так я себе в ту пору эмигранток и представляла. По крайней мере, судя по фото Харбина первой половины XX в., типажно я точно подходила.

Платье не по эпохе!

Приезжаем мы к Покровскому храму, там уже пролётки стоят, софиты, массовка. Заводят меня в автобус с реквизитом, выдают пунцовое шёлковое платье с бордовыми кружевами на рукавах - стиль Екатерины Великой. При этом шелка далеко не первой свежести. А сверху - шубу в стиле «мешок мешком, вне времени».

И тут моё оскорблённое артистическое «я» взбунтовалось. Все же мы учили историю, и принцип историзма вместе с диаматом (научное мировоззрение, базирующееся на наиболее точном взгляде на окружающую действительность) - тоже. Опять же - и призрак Станиславского. В общем, не могу, говорю я, такое платье надевать - оно не соответствует эпохе! Китайцы чуть не упали: какая эпоха, что эта японская… жена, колониалистка и милитаристка говорит нам, китайским партизанам?

Режиссёр орёт и бегает, переводчица (моя коллега) нервничает: всё же кино-то - партийно значимое, про антияпонское сопротивление. А на весь город - одна молодая симпатичная русская (правда-правда, меня моё начальство везде возило как экзотический «прикол нашего городка»!) - и такая неадекватная. Но по итогу длительных препирательств я не сдалась: есть предел и моей этнической терпимости. Согласилась только на шубу, для 1930-х всё же подходящую.

С пяти дублей наш проход в храм (в этом и была моя звёздная роль) сняли, гонорар вручили. Языками пощёлкали: мол, за такие фортели многовато 100 юаней - четверть моего месячного заработка, а кому не совсем ясно, на это можно было в ту пору купить 100 кг яблок или 50 кг мандаринов. И вот я, верная Станиславскому и своей любви к истории и искусству, гордо отправилась домой - на режиссёрской машине.

А напомнил об этом киношном эпизоде мой супруг - по случаю. Позвонил недавно из Москвы режиссёр, пригласил меня уже в качестве харбиноведа поучаствовать в съёмке научно-популярного фильма об истории этого славного русского города в болотистых степях тогдашней Маньчжурии.

Шутник и балагур, знаток китайских сериалов, мой муж выразил надежду, что теперь-то я удостоюсь уже как минимум роли тайной главы антияпонского сопротивления!

Но ведь где-то в архивах китайского кинематографа мелькают моя молодая мордашка и я, бредущая гордо по эмигрантскому снегу Харбина - под руку с постылым японским купцом. А он, наивный, и не подозревает, что несу я под полой той широкой шубы. Не разглядел, тиран и деспот, гранаты и вострый мой нож. И так и неразгаданным остался финал загадочной кончины ненавистного японского шовиниста.